Он смотрит на неё и молчит: " Я живой...
Я спокоен, учтив, хорошо владею собой -
Настолько, чтоб не гладить тебя по запястьям и волосам.
Я смешу тебя - иногда улыбаюсь сам.
Я всё время ловлю взглядом твои пальцы...
И стараюсь в ладонях своих их не сжать.
Ведь бесполезно пытаться, уверить и удержать.
Единственный способ - разуверить и отпустить.
И выжить. И никогда себе не простить.
Но это так страшно, что лучше уж как сейчас -
Случайные нежности, хрупкий нелепый фарс..
Я люблю тебя - для тебя это не секрет.
И когда ты рядом, я знаю, что смерти нет."
Она смотрит на него - будто бы ворожит:
"Мне всё к лицу - и парча, и злато, - и миражи.
Потом - не надо, всегда - не надо, сейчас - скажи!
Мне хватит слова, мне нужно слово, чтоб длилась жизнь...
Прости, любимый, что я сурова - я погрубела.
Скажи, что любишь. Для женщин слово - важнее дела."
Они сидят, говорят спокойно о ерунде.
Ведь им не больно.
Почти - не больно.
И быть беде.
Я спокоен, учтив, хорошо владею собой -
Настолько, чтоб не гладить тебя по запястьям и волосам.
Я смешу тебя - иногда улыбаюсь сам.
Я всё время ловлю взглядом твои пальцы...
И стараюсь в ладонях своих их не сжать.
Ведь бесполезно пытаться, уверить и удержать.
Единственный способ - разуверить и отпустить.
И выжить. И никогда себе не простить.
Но это так страшно, что лучше уж как сейчас -
Случайные нежности, хрупкий нелепый фарс..
Я люблю тебя - для тебя это не секрет.
И когда ты рядом, я знаю, что смерти нет."
Она смотрит на него - будто бы ворожит:
"Мне всё к лицу - и парча, и злато, - и миражи.
Потом - не надо, всегда - не надо, сейчас - скажи!
Мне хватит слова, мне нужно слово, чтоб длилась жизнь...
Прости, любимый, что я сурова - я погрубела.
Скажи, что любишь. Для женщин слово - важнее дела."
Они сидят, говорят спокойно о ерунде.
Ведь им не больно.
Почти - не больно.
И быть беде.